В творчестве каждого художника есть некий лейтмотив, который определяет не только направление поисков творца, но и всю его жизнь. “Крест”, “Распятие”, “Снятие”, “Лик”, “Война” – даже названия последних работ Вадима Белоусова всецело отражали идею и суть настоящего проекта.
Пристальное внимание художника к иконе, фресковой живописи прослеживалось уже в последние несколько лет, а в течение полугода, когда шла непосредственная работа над проектом, художник погрузился в тему настолько глубоко, что исключил из своей жизни все, что смогло бы его отвлечь. Как иконографы древности перед большой работой брали на себя подвиг затвора, так и Вадим, полностью отключившись от мира, убрал все, что могло бы внести в его жизнь шум – телевидение, интернет, за редким исключением телефон.
“Храм” – это инсталляция из работ автора созданных непосредственно для проекта Uomo Aeterno, и работ сделанных в течение последних нескольких лет. Изначально разрозненные островки и идеи “распятия”, которое угадывалось и в предыдущих проектах, получили собранность и финальную точку. Распятие – это действительно самое темное и страшное мгновение в истории человечества. Убит Бог, разбежались в ужасе апостолы, на Иерусалим надвигается тьма, разодрана завеса в иерусалимском храме, в работе над которой, по версии апокрифов, принимала участие сама Богородица. И в этом черном-черном миге Вселенной – все торжество зла, которое ликует, так как злу еще не ясна вся глубина простоты жертвы, на которую смиренно пошел Сын Божий. “Я видел сатану, спадшего снеба, как молнию» (Лк. 10:18). Это последнее ликование тьмы перед ее концом.
В центре композиции Вадима Белоусова – “Кисть” – пробитая гвоздем кисть руки. Жертва, принесенная Богом, для спасения созданного им человека. Слева от “Кисти” – лицо – “Портрет художника”. Справа – “Крик” – вытаращенные от ужаса глаза, пронзительный, полный страха и отчаяния взгляд. Какими были страдания безвинно пригвожденного всем человечеством к древу, и отчаянно вопящему: “Элои, элои, ламма савахфани? “. – “Боже мой, зачем Ты меня оставил?”. Чей это крик ? Автора? Художника? Распятого на Кресте? Всей Вселенной? Самого Бога?
Под этой трехчастной центральной композицией группа деревянных объектов на красном квадрате. И снова как повторение, но уже в объеме, темы Креста и Жертвы. Тюремная проволока, к которой обращается автор произведения, это ассоциация с Голгофой и терновым венцом, и с очищающей жертвой, через которую прошла Россия, превратившись на десятилетия двадцатого века в огромный концлагерь. С обеих сторон от центра композиции, соотносимого автором , безусловно, с деисусным чином иконостаса, где в центре – Спас в Силах, а слева и справа – моление Божией Матери и Иоанна Предтечи о спасении каждого человека. Далее мы видим заключенные в клети изображения страстей. Все соединяется в одно, превращаясь в анимационный, почти движущийся фильм о невыносимо страшном страдании. Деревянные черно – красные кресты стоят как снова и снова повторения этой боли слева и справа от центра.
Ужасные муки, все страдания мира, пропущенные через кровь и сердце самого художника завершает с правой стороны еще один крест, сделанный все из той же колючей проволоки, но уже в круге. Круг – это мандорла на иконе, знак иной, небесной иерархии, где прекращается наше измерение со всеми его атрибутами, и приобретаются качества иного, незримого соответствия. Это сторона Иоанна Предтечи и архангела Гавриила, тихо принесшего благую весть в мир. Тот же круг, как нимб над крестом, повторяется и в деревянном объекте внизу. По левую же сторону, ту, которую в деисусном чине занимает Богородица и стоящий за ее спиной архангел Михаил, мы видим уже другой, почти исчезающий в небесной синеве четкий крест, где, как в глубине неба, растворяется последний крик человеческого страдания. И под этим, связанным с небом крестом мы видим, наконец, словно белые тихие крылия белую лестницу в небо, как Лествицу Иакова и одновременно лестницу восхождения святого преподобного Иоанна Лествичника. Ужас и мрак преодолены, точка Ноль в пространстве человечества пройдена, жертва принесена, и уже совсем скоро все начнет разворачиваться совсем по иному сценарию. Не от создания к разрушению, а – наоборот. К созиданию нового человека, которому, наконец, показан выход.
Пугающая, на первый взгляд, инсталляция Вадима Белоусова – это крестный путь страданий, который художник старается пройти сам. Скупость материалов, которые использует художник (сетка, проволока, дерево, картон), скупость цвета (черный, красный, белый и небольшие оттенки синего) – подчеркивают смысловую сжатость момента. Чтение знаков в этой композиции идет по спирали, от парящей разряженности до сжатости крика и обратно. Словно заставляя почувствовать пульсирование крови в висках: “Возьми крест свой и следуй за Мной”.
Сораспяться Христу – таков призыв восточно-христианской мистики, которому следуют все монашествующие. Попробуй ты, смертный человек, сделать это. Или хотя бы иметь дерзновение об этом поразмыслить. Оказаться в самой страшной, беспросветной точке мира, когда восторжествовало зло, и сын Божий возопил к небу, и лишь сам Господь откуда-то с поднебесья, как в фильме Мэла Гибсона, изливается слезой, которая опускается на планету из далекого космического измерения, из потуреального предела другого Неба. Мы знаем, что будет и путешествие во ад, и выведение праведников из лона Авраама, и наконец – Пасха и победное торжество, но именно в тот самый час мир замер в нулевом пространстве шока, вакуума, который пронизал собою все, и где соприкоснулись все миры – наш, телесный, и иной – горний.
Вадим Белоусов – отчаянно смелый художник, соединяющий в своем творчестве лучшие достижения русского авангарда, послевоенного нонконформизма и древнерусской восточно-христианской традиции, который не стал малодушествовать и водрузил в центр своего последнего произведения гвоздь Голгофы. Истину, о которой так удобно молчать. Наверное, этот автор действительно прошел свой собственный крестный путь, чтобы не побояться сделать этого.
Елена Асеева, кандидат искусствоведения, для проекта “Uomo Aeterno”