Валентина Гончарова. Времена Алены Асеевой

 

ВРЕМЯ 1.

 

«МАЛЕНЬКИЙ АНГЕЛ СТРЕМИЛСЯ СТАТЬ БОГОМ»

 

Времена Алены Асеевой вечны, как этот мир. Слова ее поэзии как бы вновь обретают свой первоначальный, сакраль­ный смысл. Они каким-то неви­димым образом укладываются в колесо времени, его звездно-сол­нечные циклы и уводят нас в свой заколдованно – чарующий хоровод, заставляя думать и удивляться бесконечному разно­образию мировосприятия и ми­ротворчества. Поражает та лег­кость, с какой автор невинно заг­лядывает в самую пучину тайны и выдает откровения, подобные этому: «Лишь иногда обычность вдруг вывернется наизнанку и обернется счастьем…» или «…не каждый тронут нерв, но в каждом стонут нейроны памяти». Поэт признается, что когда тво­рит, то преображается внутрен­не «… мембрана, которая вос­принимает…», и тогда она узна­ет, что «мы одни создаем небо вокруг нас…» и что, подгляды­вая «сквозь пелену-пелерину», мы способны увидеть, «как ожи­вает мельничное колесо Време­ни», замечаем то состояние, ког­да «…за полчаса ты – старик. За день – тебя больше нету. И в каж­дом падении постиг: ответы за пределами света…»

Когда пишешь о поэте и та­лантливом слове, невозможно говорить о чем-либо, кроме са­мой поэзии. Вот и сейчас – лави­на поэтических строк, удиви­тельных метафор и наблюдений буквально сметает обычную про­зу и спешит, искрясь и захваты­вая, увлекая за собой… Нам открывается, что проживаем, «оставляя времени серу…», или: «времени пленку сдернули, и мир перемешался с мифом». Этот мир, «…где воду пьют корабли», «…опрокидывается вдруг к нача­лу маленькой лодочкой старого причала…» Этот мир наполнен древними вопросами: « Что с нами делает время, хмель и раз­ливы Грига?» и «Как нам жить?!», когда «Лишь невольники мы Судьбы ко­леса».

Мир космических метафор Алены Асеевой молод, но от это­го не менее проницателен и глу­бок, он полон новых ритмов, дер­зает смело, головокружительно. Духовное, художественное, пси­хологическое внедрение в космос в поэзии не имеет пределов. И Алена Асеева черпает из таин­ственного источника полной ме­рой, поражая нас своим невин­ным наитием, интуицией: «На­стоящее – миг, остальное – пучи­на из грез»…

 

 

ВРЕМЯ 2 .

 

«ПРИРОСЛА ЛЮБОВЬЮ И ПРОРОСЛА…»

 

Древнее предание гласит: «Есть четыре книги: природа, Библия, человеческое сердце и звездное небо. Все четыре книги говорят об одном, надо только уметь их прочитать». Строки о любви из сердца поэта полны печали и целомудрия: «Здрав­ствуй, далекий… мы прочли друг друга в мечтах», « … по краю неба прошли мы, не сказав ни слова», «…А сон не кончается, он там обрывается, где я уже не хочу…». Любовь поэта – это мечта: «…проснуться с тобой на руках, с буквами на губах». « Да, я болею тобой. Сухой травой оставайся… Нетронутый оста­вайся, некаянный. Я с тобой до скончания в небесах и в сле­зах…» – умоляет поэт в разлуке, в унисон звучат слова: « нет тебя, но колдуешь в тающих но­тах скорбью фаготов, в бликах и струнах скрипок, взметнувших­ся в поднебесье…». Любовь ве­рит: « Измены не будет меж нами, лисой проскользнувшей. Чисты перед Богом. И, если же­лали кого-то, то только самих себя…». И следом этот вывод, достойный познавших опыт жизни, но не таких юных, как автор этих строк: «Любовь? Она навсегда – распад, в котором секунду вместе».

От сердца – к беспредельности. Круг замкнулся на ней и в любви: «Я тебе принесу, как жертву, мой со­суд из любви и ветра. Бесконеч­ность – рядом…».

 

 

 

ВРЕМЯ 3.

 

«ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВЕК, И БОЛЕЕ НЕ ЗВУЧИТ ТАК ГОРДО –ЧЕЛОВЕК

 

Не так уж много лет авто­ру, а сердце её обладает сверхчув­ствительностью, и это – тяжко: « … но дай мне сил все чувствовать не всем сердцем, а его полови­ной…».

Сила характера и мужество, почти пророчество звучат в словах, обращенных к современникам: « Терпи. Сожми зубы. Терпи. Плохо будет. Потом еще хуже. Никто не нужен никому в мире этом…». Поэт признается, что в минуты отчаянья «… скули­ла и жаловалась только дождю». Девизом звучат слова: « Жить и не возражать, жить и ждать …». Но не погибли еще колоски чело­веческого величия, его полузабы­того достоинства, права на него в этом мире продаж и цен, и поэт как бы шепотом молвит: «однако хо­чется верить, что ты – бесценен…»

Цельная натура, она живет и стра­дает в необъятном пространстве, она его часть: «По берегу дымкой и миррой растаять, а лира потом… Оставьте лишь сердце с крылом и длинное многоточие…».

Отношение к поэту и поэзии такое же серьезное, как к жизни и правде: « Но не хочу быть слад­кой: так много боли над вдохнове­нием!». Обращаясь к поэтам сереб­ряного века, их трагическим судь­бам, она признается: «стыдно за тепло, кровать, библиотеку», кото­рые есть сейчас у нее, а у них – бездомье, скитание (А. Ахматова, М. Цветаева), гонение и умал­чивание (Б. Пастернак) и даже ка­торга (О. Мандельштам). Русских поэтов 20-го века наша юная со­временница из 21-го называет «спутниками двадцатого стона, двадцатого селя…», которые «бес­хитростными были, жгучими» и «уходили…беспечно, стеклом треснутым, вечным». Как это точ­но подмечено: истинный талант всегда бесхитростен и беспечен, ему чужды расчет и ложь. О бес­честье, видимо, автор вопрошает, глядя на тщеславие графоманов, пишущих сегодня: «Лучшее собра­но в человеке, но почему же этот мир так дешев?». Жизнь, в кото­рой нет места культуре, духовно­сти, поэт сама себе решительно ампутирует: «Все, что было – вы­резать, все, что было – забыть! Все глаза, что любила, все, все, все -не любить!». Она тяжело переносит «боль поколений, ненависть предков…». Ее современникам до­стался «мир в кандалах безобраз­ного ила», «мир из объедков». К счастью, поэт обитает в ином про­странстве, он спасается творче­ством, где можно бичевать и про­рочить, быть истинным и искрен­ним. Это мир отшельников и оди­ноких смельчаков.

Поэт тонко чувствует музыку, ей посвящены многие ее стихи и размышления: «Александр Симич, композитор. Он написал гениаль­ные вещи, но им хлопали меньше, потому что он серб и потому, что они были сложны и красивы. Я ви­дела его глаза. В них была сила и доброта». Аспирантка, теоретик тайн искусства, поэт и художник, Елена Асеева чувствует боль это­го мира особо остро. Она просит любимого: «Возьми меня хоть куда от тиканья мыслей и мира… Неле­по скрипеть пером, когда под нога­ми топи! Возьми меня всем нут­ром! Боишься? Да… Люди – не Боги!».

 

ВРЕМЯ 4.

 

«…ГОРОД, УТОПЛЕННЫЙ СОЛЦЕМ-СЕРДЦЕ МИРА»

Но есть Утешение, есть место на Земле, где сердце автора успокаивается тихой радостью. Это место – городок у моря ГЕЛЕНД­ЖИК и само МОРЕ! Им автор по­святил упоительную симфонию: «Я напишу симфонию моря – можно? Можно я обниму весь мир солеными, мокрыми руками?». В свои права вступает время Лета: «Утро, пляшущее на сизой волне дымкой, я снова с тобой, ЮГ! Шепчу морю – скрой все потери, оставь лишь это: шорох волны…- Лето». И место, предназначенное Геленджику, – сердце поэта, музы­канта, всех, творящих радость и мысль. В своем интервью Геленджикскому радио Алена Асеева призналась, что Геленджик для нее – не только родник вдохновения, а некое существо, как море, живое, творческое. Геленджик – это друг, который согревает, Геленджик – это тихое, мудрое, отрешенное от мира место. Это – юг, это – грусть. «Красота – это всегда потеря, бес­конечный курортный роман, когда всегда страшно потерять то, что бесконечно любимо». В этом воз­духе и пространстве поэт преоб­ражается внутренне.

Санкт – Петербург – вторая ро­дина Алены, это место ее учебы, творчества, насыщения высоким искусством, место любви, замуже­ства, место работы в американс­ком издательстве дизайнером, место научных изысканий по теме своей диссертации. Интересно, что Алена органично связывает город на Неве со своей первой ро­диной – Геленджиком в части оби­лия талантов и творческого потен­циала

Время весны приходит к поэту на севере: «Солнце палило в мар­те. Здравствуй, мой новый Мар­тин!». Образ из сказки Андерсена подсвечивает строки знакомыми бликами детства, и мы чувствуем радость времени света и пробуж­дения, когда земля мечтает «пере­терпев половодье сбросить зимы поводья». Хотя «белый шаг на сне­гу» во времени зимы отмечен у поэта своим светом и рисунком: « В желто-серой грязи облупивших­ся стен ты светлее всего, госпо­дин Первый Снег».

Она любит Россию, считает, что за нашей страной будущее, и призывает всех не покидать ее, а помочь ее возрождению и расцве­ту, каждый по мере сил.

Чайка остается с нами. Это имя Алена получила после знамена­тельной геленджикской выставки своей графики «Памяти чайки», которая произвела фурор на курорте и получила высокую оценку истинных поклонников красоты печали…

Поэт и художник, она на своих картинах оставляет тонкие зари­совки нюансов чувств:  «Жарою пьяная, клянусь вами – моим зноем, моими волна­ми – отдаю все за прикосновение розовых чаек!». О беспредельнос­ти вод, у которых приютился наш уютный город, поэт и художник го­ворит: «Животное, самое люби­мое, сильное и невинное – Море». А на другой картине: «Южное из­неможение, колдовство цвета… Свистящей ласточкой, цикадой… отдам, что имею – себя не жалко!».

Город юга – святое место, мес­то мысли, света, слова и цвета: «На том краю пустоты, у берегов туманной воды, в другой жизни, мысли возникли, песни». И она приемлет этот мир, потому что у нее есть море: «Мир морем обнять…Ветреный берег заката Страшно так – но так сладко…»,  это уже вечная  душа говорит: «Я вернусь снова вне границ тела. Над пустошью тлена средь веток, под тяжестью фруктов, склоненных в момент зарождения солнца нового».

 

В. ГОНЧАРОВА, поэт, член СП21в и  Академии Российской литературы. 2010 год